Инструментарий и стратегии информационно-психологических операций, которые РФ использовала в своей гибридной войне против Украины в феврале 2014 года оказались не столько результатом интеллектуальной работы российских военно-политических кругов, сколько заимствованием опыта США и их концепций информационно-психологической борьбы, которые на начало 2000х годов оформились в т.н. сете-центрический подход, получивший название Сете-центрическое противоборство (Network–Centric Warfare, NCW).
Концепция СЦП по своей сути предусматривает:
- Использование подразделений вооруженных сил (конвенциональных и сил специальных операций) в первую очередь для достижения желаемого уровня доминирования в информационном пространстве безотносительно к тому, что происходит в пространстве физическом (на поле боя).
- Стирание границ между информационными и психологическими операциями в их традиционном понимании, т.к. в условиях максимальной доступности информационных ресурсов любое информационное воздействие на целевую аудиторию автоматически отражается на индивидуальной/коллективной психике и/или психоэмоциональном состоянии людей.
- Интеграция всех боевых подразделений, звеньев командования и невоенных участников вооруженного конфликта в единую информационную сеть, предоставляющую доступ к любой релевантной информации в режиме реального времени.
Если с реализацией последнего пункта в российских реалиях технологического отставания в сфере ИКТ существовал целый ряд объективных проблем, то первые два пункта списка были успешно интегрированы в систему информационно-психологического обеспечения ведения боевых действий ВС РФ и органически соединены с основными положениями разработанной ещё в советские времена концепции «активных мероприятий».
Именно этот шаблон был отражён в первой лекции начальника Генштаба ВС РФ генерала Герасимова, и именно он был использован на практике для планирования и реализации российских информационно-психологических операций на этапе гибридной агрессии РФ против Украины в феврале 2014 года.
Во время операции по оккупации украинского полуострова Крым и гибридного вторжения на украинский Донбасс, действия РФ приняли форму комплексной военно-политической операции с целью распространения и закрепления контроля над частью территории иностранного государства.
Активными участниками этой операции с российской стороны стали:
- Политическое руководство РФ.
- Вооруженные силы РФ.
- Спецслужбы РФ (в первую очередь ГРУ ГШ ВС РФ и ФСБ).
- Пророссийские агенты влияния в украинском обществе и политикуме.
В строгом соответствии с принципами сете-центрического подхода, действия этих активных участников напоминали скорее горизонтальную сеть относительно автономных, но имеющих общие цели «ячеек», чем жёсткую вертикаль контроля.
РФ усовершенствовала сете-центрическую концепцию, использовав подразделения ВС не в контексте уже начатой кампании информационно-психологического влияния, а как повод для её разворачивания.
В контексте реализации задач гибридной агрессии против Украины российские ИПсО не «готовили почву» для действий подразделений регулярной армии, а по сути сами базировались на эффекте присутствия и действий на украинской территории российских воинских подразделений без знаков различия.
Таким образом, за счёт эффекта неожиданности был достигнут практически полный хаос (и, как следствие, контроль) над информационным пространством противника, позволяя военно-политическому руководству РФ не только достигать поставленных целей при минимальном сопротивлении, но и во многих случаях навязывать свою «повестку дня», пусть временно, но на достаточном уровне для обеспечения успеха операции в целом.
Однако при всей успешности гибридных действий РФ в Крыму, шаблонное повторение этой же стратегии на Донбассе не было столь же успешным.
Эффект неожиданности был утрачен, так же, как и новизна действий РФ для украинской стороны. Более того, в ходе боевых действий на Донбассе проявились и другие «минусы» такой стратегии информационно-психологического воздействия:
- Гибридная агрессия и сопровождающие её ИПсО имеют ограниченное по времени окно пиковой эффективности (как правило, от 2 до 5 дней), после чего, если гибридные подразделения не достигают поставленных целей, операция с большой вероятностью закончится провалом.
- При необходимости всё же продолжать гибридную агрессию после того, как закрывается временное «окно возможностей», возникает необходимость усиления гибридных подразделений регулярными, тяжело вооружёнными частями Вооруженных сил – для предотвращения уничтожения гибридных подразделений подкреплениями войск противника, которые он к тому времени уже успевает развернуть.
Эти «минусы» решающим образом влияют также и на проведение информационно-психологических операций, которые в данному случае полностью подчинены логике сете-центрической стратегии.
В итоге российские ИПсО и гибридные операции в украинском Крыму и на Донбассе показали кардинально разную степень эффективности, поставив Кремль перед реальностью переосмысления концепции перед её дальнейшим использованием.
Для Запада, прежде всего для стран-членов НАТО и стран Восточного фланга Альянса, новая гибридная реальность 2014 года стала серьезным поводом для переосмысления характера современных вооруженных конфликтов, а также стимулом для трансформаций систем национальной и коллективной безопасности в соответствии с новым характером угроз.
К примеру, Статья 5 Вашингтонского договора НАТО, гарантирующая странам-членам коллективную защиту от нападения третьей стороны, не предусматривала механизма реагирования на гибридные боевые действия, тем более в сочетании с массированной кампанией информационно-психологического воздействия и манипуляций.
В итоге страны-члены Альянса и страны Восточного фланга были вынуждены выработать дополнительные механизмы реагирования на военные и невоенные/информационно-психологические гибридные угрозы.
Автор: Тарас Жовтенко
Публичное задание финансировано из средств Министерства иностранных дел Польши в рамках конкурса «Общественная дипломатия 2022»
